Тундру разоружают. Представителей КМНС все чаще обвиняют в браконьерстве | Ханты-Мансийский автономный округ | ФедералПресс
В Югре и на Ямале регулярно возникают конфликты между коренными малочисленными народами Севера (КМНС) и правоохранительными органами, связанные с применением и хранением оружия. Жителям, ведущим традиционный образ жизни, необходимо иметь ружье для безопасности и охоты.
Но не всегда есть возможность соблюдать требования законодательства. Нередки случаи, когда КМНС выписывают штрафы, забирают у них оружие и называют их браконьерами. Эксперты говорят, что виной всему нестыковки в законодательстве. Подробности – в материале «ФедералПресс».
«Не сравнивайте тундру с городом»
Очередной громкий скандал с изъятием оружия у представителя КМНС на Ямале произошел 19 сентября. К дому жителя Ямальского района, вдовца, отца двоих детей Валерия Худи в этот день прилетели на вертолете сотрудники службы по охране, контролю и регулированию биоресурсов округа. Их сопровождали бойцы Росгвардии и сотрудники местного управления Росрыболовства.
По словам брата Худи, они провели обыски и изъяли у Валерия два ружья. Повод – нарушение закона о хранении оружия, согласно которому оно должно находиться в специальном сейфе.
Однако в условиях тундры сделать это очень сложно – тяжелый сейф возить с собой нелегко, к тому же его невозможно прикрепить к чуму.
Теперь, рассказывает брат Валерия, тундровик боится подходить к жилищу, так как обнаружил там следы дикого медведя, а защититься ему нечем.После этого представители КМНС встали на защиту Валерия Худи. По их словам, правоохранители стали регулярно изымать оружие у тундровиков, которое жизненно необходимо им в условиях кочевого образа жизни. Ружьями оленеводы отпугивают диких животных от стад, защищаются сами и обеспечивают себе пропитание.
«О каком сейфе в тундре тут говорят? Пусть не сравнивают с поселком или городом. Не те условия. Всю жизнь ружья хранились в нартах. Это тундровой сейф», – возмущаются представители КМНС в соцсетях.
Впрочем, в ГКУ «Служба по охране, контролю и регулированию биоресурсов ЯНАО» представили свою версию данного инцидента. Как отметили в учреждении, оружие было изъято не из чума, а из «незаконно установленной деревянной постройки», в которой и проживал Валерий Худи в районе реки Мордыяха. В ходе проверки помещений и было обнаружено оружие, которое хранилось с нарушением требований.
«Какого-либо обыска сотрудниками ГКУ и остальных служб не проводилось… В соответствии с установленным порядком сотрудником полиции были изъяты два охотничьих ружья», – подчеркнули в ведомстве (скрин официального ответа имеется в распоряжении «ФедералПресс»).
При этом, по данным отдела лицензионно-разрешительной работы управления Росгвардии по Ямалу, Валерий Худи уже привлекался к ответственности за нарушение хранения оружия.
А в 2016 году мужчина занимался охотой без необходимого разрешения на добычу.
В связи с этим в Службе по охране, контролю и регулированию биоресурсов ЯНАО посчитали, что Валерий Худи жалуется на работу ведомства только для того, чтобы уйти от ответственности.
Пробелы в законе
Депутат заксобрания ЯНАО Елена Кукушкина считает, что «оружейная» проблема возникает у тундровиков из-за нестыковок в законодательстве. Они не учитывают особенности жизни КМНС.
«Проблема есть, – заявила народная избранница. – Мы знаем, что по закону оружие должно храниться в сейфе. С другой стороны, не все местные жители могут это сделать. Но оружие необходимо представителям КМНС, чтобы как-то жить, охотиться. Им нужно защищать себя. Валерий Худи уже был несколько раз оштрафован за неправильное хранение. Думаю, что его будут штрафовать и далее».
Как сообщила Елена Кукушкина, она сейчас ждет ответа по этой ситуации из прокуратуры, куда направила депутатское обращение.
Председатель ассамблеи КМНС думы Югры Еремей Айпин в беседе с корреспондентом «ФедералПресс» подтвердил, что в законодательстве есть пробел.
«В тундре действительно негде прикрепить сейф для оружия. Но можно прикреплять к нартам, например. Или хранить оружие в каких-то ларях для хранения продуктов. Эти нормы должны быть прописаны в законе», – считает Еремей Айпин.
«Среди КМНС нет браконьеров»
Чуть проще положение дел с хранением оружия в Югре. Там КМНС в основном ведут традиционный образ жизни не в тундре, а в лесной зоне. Коренные жители живут в избушках, где прикрепить сейф проще. Но в ХМАО также не обходится без конфликтов и обвинений в браконьерстве.
Например, на 11 октября назначено очередное судебное заседание в отношении двух хантов. Их судят за незаконную охоту. В марте 2017 года оленеводы застрелили медведицу и двух молодых медведей, бродивших вблизи их стойбища, чтобы спасти свою жизнь. Теперь им грозит реальный срок за браконьерство (часть 2 статьи 258 УК РФ «Незаконная охота»).
«В деле много нестыковок, – рассказал Еремей Айпин. – По нему даже свидетелей обвинения нет. На прошлом заседании привели сотрудницу музея в Лянторе. Она была в шоке. Сказала, что пришел следователь и спросил, как живут ханты, а потом включил в качестве свидетеля обвинения.
Она так в зале суда и сказала, что не в курсе ситуации. Вторая свидетельница обвинения слышала про эту историю, но призналась, что, наоборот, поддерживает тех, кто отстрелил. Медведи же истребляют домашних оленей. И вот таких несуразиц много.
Посмотрим, какой свидетель обвинения будет выступать 11 октября».
Член Сургутской межрегиональной коллегии адвокатов Алексей Верхоглядов выразил уверенность, что в данном случае невиновность хантов удастся доказать. «Никакой незаконной охоты не было. Медведи были шатунами, то есть представляли реальную опасность», – озвучил свою позицию адвокат.Еремей Айпин заявил «ФедералПресс», что вообще неправильно связывать представителей КМНС с браконьерством. Он уверяет, что не знает ни одного такого случая.
«Это совершенно исключено. В законе прописано, что для жизни и пропитания КМНС необходимо отстреливать определенное количество птиц и животных, которые бы обеспечивали ему традиционный образ жизни. Такому человеку без оружия никак. Связывать коренных жителей с браконьерством, по-моему, неправильно», – уверен Еремей Айпин.
«ФедералПресс» будет следить за развитием «оружейных» проблем у представителей КМНС.
pixabay.com, Алексей Вануйто
Источник: //fedpress.ru/article/2139928
Право коренных — право соглашаться? История оленеводов Сопочиных, на земли которых пришли нефтяники
В марте 2017 года интернет-журнал «7×7» совместно с «Гринпис России» организовал блог-тур в ХМАО. Его участники узнали, как живут и с какими проблемами сталкиваются коренные народы Западной Сибири, на земли которых приходят нефтяники. Публикуем репортаж одного из участников блог-тура — главного редактора издания «Вид сбоку» Константина Смирнова.
Колониалистский термин
Законодательство о правах коренных народов появилось в начале 90-х годов. Идеология и многие положения были заимствованы из международного права.
В советские годы понятие «коренные народы» вообще не использовалось, а дипломат Софинский, представитель СССР в рабочей группе ООН по коренному населению, в 1985 году заявил, что этот термин — колониалисткий и для страны советов неуместный. Об этом факте пишет этнограф Сергей Соколовский.
Действующий с 1999 года закон о правах коренных народов предоставляет им право безвозмездно пользоваться землями различных категорий для традиционных занятий и участвовать в осуществлении контроля за использованием этих земель.
А еще в 1992 году в Ханты-Мансийском автономном округе приняли положение о родовых угодьях. Проще говоря, взяли и поделили между коренными землю, необходимую для ведения традиционного хозяйства.
Иначе как ею пользоваться в современных условиях? Если раньше оленеводы просто кочевали в тайге от пастбища к пастбищу, то теперь у кочевий появились границы, как бы парадоксально это ни звучало.
И это, наверное, единственная большая дележка земли в постсоветской России, прошедшая мирно. Всем всего хватило, семьи согласовали границы между собой, получив те земли, которые использовали по факту.
С лицензией в кармане
Права собственности на угодья у коренных нет. Право владения предполагает использование исключительно для поддержания традиционного уклада жизни.
Заниматься предпринимательством можно только в рамках тех же традиционных промыслов. Любое использование угодий внешними лицами должно согласовываться с теми коренными, которые им владеют.
Начиная от сбора дикорастущих растений и заканчивая добычей нефти.
Это положение и породило весь конфликт. Конкурирующие друг с другом нефтяные гиганты цепляются за любое новое месторождение. Каждая новая скважина — это не просто сужение территории родовых угодий. Это неизбежные нефтяные разливы, отравляющие землю, а значит, лишающие оленей пищи.
Это дороги, пересекающие пастбища. Дороги, по которым в угодья начинают приезжать браконьеры. Это охота самих нефтяников — одно из немногих развлечений, которое можно позволить себе в этих местах. А домашний олень ничем для охотника не отличается от дикого.Кроме того, олени часто попадают под машины.
Аграфена Сопочина, представительница народа ханты, филолог и, как она сама себя называет, «неформальный лидер коренных» считает не менее масштабной, чем остальные, проблему элементарного загрязнения тайги бытовым мусором, который оставляют «техногенные люди» — так она называет всех некоренных и тех коренных, которые отказались от традиционного уклада.
Законодательство предполагает заключение соглашений с коренными на использование их земель, в том числе при нефтедобыче, и компенсацию наносимого ущерба. А главное, как мы помним, они имеют право вообще никого на свои земли не пускать, не соглашаясь ни на какие компенсации. Однако практика такова, что сказать «нет» практически невозможно. Процедура просто не оставляет места для этого.
Самое главное: согласия не спрашивают на момент выдачи лицензии на то или иное месторождение. На переговоры с коренными нефтяники приходят с уже полученной лицензией на разработку их земель и ставят перед фактом: или соглашаетесь на наши условия, или все решится как-нибудь само…
«Выше, получается, права недропользования?»
Родовое угодье семьи Сопочиных — это примерно 40 на 70 км в Сургутском районе на границе ХМАО и ЯНАО. Это площадь десятка среднероссийских городов вместе взятых. Для прокорма оленям, питающимся травой и ягелем, нужно много земли. Примерно час езды от Когалыма. До зимнего стойбища еще полтора часа на снегоходах, к которым пристегивают нарты.
Сопочины делят угодье еще с 15 семьями, так или иначе являющихся родственниками. Во главе семьи – 58-летний Иосиф Сопочин, всю жизнь наблюдающий за расширением нефтяной цивилизации.
Там, где пасли оленей его родители и где он родился, разросся город Когалым, здешний фактический административный центр, вотчина «Лукойла» и место, с которого начал политическую карьеру Сергей Собянин — здесь он работал мэром в начале 90-х.
Иосиф Иванович бывал у него на приеме, говорит, что чиновник был отзывчив к проблемам коренных. Сам Собянин, по его данным, родом из манси. Сопочин – хант.
Иосиф Сопочин
Сопочины не чураются техногенных достижений. Имеют квартиры в Когалыме, которые в свое время коренным выдавало государство, хорошие машины. Сын Иосифа Степан и вовсе окончил сургутский институт нефти и газа и работает в «Лукойле».
Вахтами — по месяцу. Таких, по его наблюдениям, среди коренных единицы. При этом грамотный Степан стал одним из лидеров борьбы с нефтяниками. Иосиф явно гордится «ученым», как говорили когда-то в среднероссийских деревнях, сыном.
У семьи стадо в 250 оленей, для этих мест — большое. Сами сургутские ханты говорят, что настоящий масштаб — это на Ямале, там стада так стада. А главное — есть система приемки и заготовки оленьего мяса. В ХМАО ничего подобного нет, оленину продают только «по своим», при большом желании можно встать поторговать на рынке. То же самое со шкурами и рогами — системы закупок нет.
Сейчас Сопочины пытаются бороться с «дочкой» «Газпром нефти» «Ноябрьскнефтегазом». Нефтяники, как водится, пришли с лицензией и начали как бы переговоры. Интересующий их участок захватывает весеннее пастбище Сопочиных. Кроме того, он расположен на водоразделе, откуда берут начало местные ручьи и речки.
Сопочины ничего не подписали, но работы уже начались. Прямо по пастбищу проложили дорогу. В конце марта туда, за 30 километров, начинают перегонять оленей. Там же происходит отел. Сопочины поставили около чум – демонстративно, как акцию протеста. Однако нефтяники, судя по всему, не впечатались. Кстати, в реальном хозяйстве используются сейчас, как правило, деревянные избушки, а не чумы.
Так — всегда. Все знают, что нефтяники все равно будут работать. Это и есть главный инструмент давления — нефтяники все равно придут. Выбор один: не ставить подпись, несколько осложняя им жизнь и не получив ничего, или поставить подпись, получив у них предлагаемую компенсацию.
Силу демонстрируют и через периодические вызовы в полицию. Степану Сопочину там говорят, что на него поступило заявление с обвинением в угрозах. Он же объясняет, что, не давая на то согласие, но в очередной раз наткнувшись на нефтяников на своих землях, пытался взывать к закону.«Я им сказал: тогда мне скажите, выше, получается, права недропользования, чем мои? Нет, законы одинаковые», — пересказывает Степан разговоры с полицейскими.
Коренным помогает «Гринпис России». «Нас спрашивают – зачем вы в «Гринпис» обратились?», — рассказывает Степан Сопочин о претензиях местных чиновников. «Мы говорим: наверное, больше не к кому».
В марте ХМАО приезжала группа экспертов ООН по правам коренных народов. «Гринпис» составил петицию к экспертам с призывом обратить внимание на проблему взаимоотношений коренных и нефтяников.
Иллюстрацией послужила история Сопочиных.
Сопочины говорят, что им не нужно ничего — они хотят жить своей жизнью и пасти оленей. Но в то же время на сделку с «Лукойлом» пришлось в свое время согласиться. Сделка, включает в себя, в частности, предоставление вертолета с определенной регулярностью для различных нужд, снегоходы «Бураны» в подарок раз в четыре года.
Про деньги
Проект «Ноябрьскнефтегаза» затрагивает шесть семей. Расчет ущерба показывает сумму в 35 миллионов. Ее предлагается платить в рассрочку до 2039 года — на срок действия лицензии. Итого 35 миллионов разделить на шесть и на 22 года — получается совсем не так много, как кажется на первый взгляд.
Сопочины считают, что вторую разработку их земля не выдержит, но надо быть адекватными людьми и они пытаются выставлять свои условия.
Главное из них — никакой рассрочки, если тому быть, то всю сумму надо заплатить сразу. «Я сказал, что я так не согласен.
Кто его знает: вы же жить долго собираетесь, далеко смотрите, а я, может быть, завтра помру и этих денег не увижу никогда», — говорит Иосиф.
Степан и Иосиф считают, что идеальное соглашение должно включать не только денежный вопрос. Необходимо, чтобы нефтяники обязались возвести такое огораживание инфраструктурных объектов, которое действительно не позволит проникать на них оленям и прямо запретили охоту для сотрудников, работающих на объектах.
«Мы за Путина тоже али»
Но есть проблема, не решаемая никакими соглашениями. Это разливы нефти при авариях. Аварии происходят у всех нефтяных компаний мира, а российская статистика, если и выделяется, то в худшую сторону. Местные жители и «Гринпис» утверждают, что последствия устраняются самыми примитивными способами. Вместо срезания отравленного слоя почвы, место разлива просто забрасывают землей.
«Я даже не нахожу ответа, что такое рекультивация разлива. Одно дело — закопать, чтобы не видно было, другое дело — убрать. Любая труба, может быть через 20 лет, может быть через год — она лопнет», — делится наблюдениями Степан.
Сопочиным не удается добиться хотя бы официального отказа на свои условия. «Дайте нам официальный ответ, что вы говорите нам. На бумаге ответ, что вы идите лесом… своим», — говорит Степан.
Органы власти, по словам ханты, в лучшем случае устраняются от участия в переговорах, в худшем — во всем поддерживают нефтяников и помогают им давить на владельцев угодий: «Исполнительная власть говорит — мы вам ничем не можем помочь, это же нефтяники. Мы спрашиваем, кто здесь правительство: вы или нефтяники?».
«Стране нужна нефть», — с таким резюме власть советует Сопочиным пойти на условия нефтяных компаний и подписать соглашение.
Раздражает оленеводов практика привлечения городских ханты к защите информационных интересов нефтяников и власти: «А они никогда не жили в лесу, просто по свидетельству о рождении они — ханты.
И бывает зачастую выражают точку зрения нашу. Их выводят на международные площадки.
Это взято на вооружение у правительства и нефтяников: «Так вот же коренной житель ездил, он только за то, чтобы еще нефтяники приехали».Иосифу Ивановичу особенно обидно, когда на него давят, упрекая в том, что противясь нефтедобыче на своей земле, он идет якобы против президента и интересов государства: «Мы за Путина тоже али и Путин тоже говорил, его слова мы тоже слышали: нефть нужно добывать стране, но не ущемлять жизнь коренных народов ни в коем случае».
Константин Смирнов, фото предоставлено greenpeace.org, «7х7»
Источник: //7x7-journal.ru/item/94120
В тундру — за деликатесом:
Провести полночи в засаде в тайге у самого Полярного круга на 30-градусном морозе — экстремальная часть «охотничьих каникул» жителя якутского города Удачного Андрея Демидова. Несколько раз в год он уходит на рыбалку или охоту в тайгу и на водоемы Крайнего Севера.
На зависть столице
Рынок маленького города Удачного, что в 19 километрах от Северного полярного круга, полон мясных и рыбных деликатесов, среди которых оленина, нельма, муксун. Цены в разы отличаются от столичных, например килограмм оленины стоит 250 рублей, в то время как в Москве за нее просят почти 2 тысячи рублей.
Жители Крайнего Севера шутят, что платят за выгодное для них гастрономическое неравенство высокую цену: зима длится здесь минимум девять месяцев, столбик термометра зачастую опускается за предельную отметку 40 с лишним градусов, световой день в декабре — всего около пяти часов.
Зато стандартное меню рядовых удачнинцев может сойти за ресторанный комплект в европейской части России: наваристый шулюм из оленины; муксун из моря Лаптевых, зажаренный на ароматной овощной подушке; замороженный таймень, нарезанный полупрозрачной стружкой и присыпанный сверху ягодами свежей брусники.
Оленину и северную рыбу привозят в Удачный, в котором живут около 15 тысяч человек, как правило, представители коренного населения Республики Саха — якуты, зарабатывающие этим на жизнь.
Но многие удачнинцы увлекаются охотой и рыбалкой и своими руками «забивают» этими продуктами «якутские холодильники» (так называют здесь деревянный ящик, вмонтированный в оконный проем на кухне). Один из охотников-любителей — Андрей Демидов.
Как минимум раз в год он меняет униформу машиниста буровой установки Удачнинского горно-обогатительного комбината на охотничий костюм и уезжает в компании друзей на «Буранах» или танкетках в якутскую тайгу.
Оленья тропа
«На оленя мы ходим только с сентября по март, потому что в это время идет их миграция рядом с нашим городом и официально разрешен отстрел. Уезжаем на пару недель на 100–150 километров севернее Удачного», — рассказывает Демидов.
Суровые морозы требуют от охотников максимум подготовки: они берут с собой в необходимом количестве теплые вещи, печки, топливо. Ночуют в танкетках, которые для этого приспособлены: в них есть печь и спальные места. Зачастую мужчины используют и так называемые зимушки — небольшие домики, установленные в известных местах миграции оленя.
«Нашел оленью тропу — и ждешь. Сидеть на одном месте нельзя, надо двигаться, потому что холодно. Но не шуметь. Если сидеть, то на коряге, для этого с собой беру кусок войлока или шкуру, чтобы подстелить. Ждать приходится долго: не бывает такого, что приехали, а олени вокруг гуляют.
Бывает, световой день прошел, а это пять часов максимум, и ничего. Главное, одеться тепло: мороз 30 градусов — это не шутки. Тут берем пример с якутов: надеваем торбаса (сапоги из оленьих шкур), якутские меха.
С собой термос с горячим чаем, что-то из еды: бутерброды, мясо вяленое», — говорит Андрей.
Терпеливого охотника рано или поздно ждет удача: в поле его зрения попадает небольшой табун диких оленей. «Чтобы «взять» оленя близко, хватает двустволки на два патрона. А если «брать» со 100–250 метров, нужны карабины, и лучше с оптическим прицелом», — добавляет охотник.
За неделю Андрей с напарниками добывает 5–10 оленей. Как водится, это число строго регламентируется выданными лицензиями — чтобы сохранить необходимую популяцию диких животных и не перейти грань между охотой и истреблением.
Приполярный ресторан
После охоты начинается собственно заготовка мяса. «Самцы дают 55–60 килограммов чистого мяса, самочки — 40–45. Начинаем потрошить, снимаем шкуру, камус с нижней части ног (из него шьются торбаса), убираем потроха. Язык, сердце и печень не выбрасывают — они пригодны в пищу для человека. Остальное остается на месте разделки — для лесных животных», — рассказывает Демидов.
К слову, оленьи рога удачнинцы не воспринимают как охотничий трофей. В советское время, когда в городе было сложно купить мебель в прихожую и местные умельцы создавали интерьер из того, что под рукой, рога использовались в качестве вешалок для шапок-ушанок и женских меховых беретов.
«Иногда приходится разделывать тушки в темноте. Световой день у нас зимой короткий. Уже в пятом часу темно. Поэтому всегда с собой фонарики. Благо, современные технологии позволяют крепить их на головной убор и освобождать руки. А когда с мясом разобрались, начинается самое приятное — приготовление ужина», — вспоминает охотник-любитель.
«Однажды встретили в тайге коренных якутов, они пригласили нас за свой стол. Блюдо такое было: берут оленью кишку, промывают, выворачивают жиром внутрь, начиняют нарезанными потрошками и гречкой, варят и затем обжаривают.
Ресторан среди тайги! Часто делаем строганину из печени оленя. После разделки тушки замораживаем печень, потом режем ее тонко-тонко, чтобы получилась полупрозрачная стружка, ставим блюдце с солью и перцем. Обмакиваешь, ешь.
Это очень полезно, вкусно, придает силы», — говорит Андрей.
Уже дома, в Удачном, меню охотника дополняется интернациональными блюдами: котлеты, шулюм, мясные рулеты, тушеная с брусникой оленина, пельмени, чебуреки. Причем блюда с мясом Андрей любит готовить сам: «Жена и дети оленину в чистом виде не очень любят, так что приходится фантазировать.Делаю из оленины фарш, смешивая с салом, так как само по себе мясо оленя не очень жирное и даже считается диетическим. Из разных частей туши делаю заготовки для шулюма, шашлыка, отбивных или полуфабрикаты котлет и отправляю в морозилку. Едим до следующей зимы, да еще родственникам в Санкт-Петербург и Новосибирск отправляем.
Вялим подсоленное мясо, нарезанное тонкими полосками, — это вообще традиционная еда в дороге у якутов. В таком блюде все полезное в мясе сохраняется и оно не портится».
Салат «Индигирка»
Одно из наиболее известных блюд «ресторанного» меню Якутии — салат «Индигирка». Жители Крайнего Севера могут попробовать его, как говорится, не выходя из тайги в сезон подледной рыбалки.
«Строганину делаем в походных условиях из любой северной рыбы именно зимой. Летом и осенью не получается — она слишком мягкая. Для салата «Индигирка» подходит в основном муксун и омуль — филе у них нежнее. Режем филе мелкими кубиками, добавляем соль, перец, растительное масло, лук. Перемешиваем. Готово. Можно еще рыбную икру добавить», — рассказывает Андрей Демидов.
Как только с якутских рек сходит лед, а тайга меняет серый цвет на ярко-зеленый (местные жители говорят, что это происходит буквально за одну ночь), Андрей отправляется на «теплую» рыбалку.
«Реки, ближайшие к нам, — это Марха, Моркока, Айгулдах, Танхой. И самая крутая — Оленек, — говорит он. — На ней я был всего четыре раза в жизни. Один раз на вертолете забрасывали, остальные три — на танкетке добирались. Места непроходимые.
Наш улов — сиг, ленок, щука. И самая известная царь-рыба — таймень».
Когда солнце не заходит за горизонт
Летом быт охотников-рыболовов организован с большим комфортом, нежели суровой якутской зимой. Мужчины везут в тайгу бензогенератор и на месте устанавливают небольшой лагерь, в котором есть палатки, прожекторы, коптильня для рыбы, вся необходимая кухонная утварь и даже складная походная баня, которую охотники называют «мобиба».
По вечерам рыбаки устраивают застолья: готовят деликатесы из свежей северной рыбы, ведут разговоры у костра среди живописных красот Крайнего Севера с не заходящим за горизонт солнцем. Андрей подчеркивает, что алкоголь и тайга совместимы плохо, поэтому «градус» вечерних посиделок мужчины не поднимают: «Надо знать меру. И помнить, что главная здесь — тайга».
«Ужин плотный. Жарим рыбные потрошки: печень, молока, пупки. Добавляем лук. Обалденно получается, — продолжает Демидов. — Котлеты тут же крутим, мясорубка всегда с собой. Карасей жарим. Их ловим на якутских озерах. Сколько я карасей ни ел по России и Украине, якутский — он самый сладкий. Тайменя добываем. Самый большой, что я ловил, был весом 15 килограммов».
В арсенале рыбаков летом — спиннинг и сети. Первый скорее для удовольствия, когда не нужно заниматься заготовкой дров или приготовлением пищи. Свой улов мужчины измеряют в бадьях — больших емкостях по 50–60 литров. Команда из четырех рыбаков за неделю может заготовить примерно 200 килограммов рыбы. Солят улов, как и полагается, сразу на месте.
«Все делаем сразу, потому что насекомых тьма тьмущая. Если муха сядет на незасоленную рыбу, то все, пропал весь улов. Мороки нам добавляют и комары с мошкой. Злые они в Якутии, лютые», — рассказывает Демидов.
Рыбалкой и охотой Андрей занимается из года в год. Серьезно увлекся ими 23 года назад, когда вернулся в приполярный Удачный из армии. Его жена Аня в экстремальных поездках в тайгу не участвует, но вносит свой вклад в зимние заготовки: собирает грибы, голубику и бруснику.
В основе всех заготовительных работ отнюдь не желание сэкономить на продуктах, а именно увлечение, возможность как-то разнообразить досуг в маленьком и скромном на развлечения городке.
Из каждого похода и поездки Демидовы приносят множество фотографий, особенно в августе, когда тайга и небо Крайнего Севера показывают максимум своих красок (по ночам с конца августа над Удачным «разливается» северное сияние).
Суровая территория, как говорят удачнинцы, знает, как удивить и побаловать тех, кто ее не испугался.
Сергей Леваненков
Источник: //tass.ru/obschestvo/4155909